И вдруг золото на ее шее и запястьях вспыхнуло ярким, почти белым огнем. Чавдарова вскинулась на матраце, забилась в судорогах и затихла раньше, чем охранявшая ее упырица поняла, что происходит.
Из-за толстой двери донеслись звуки стрельбы. И Борис Леонидович поспешно переключился туда. Неужели Паук так быстро пришел на помощь?
Нет. Ох, нет! Никакой это был не Паук. В полутьме подвала, только сгущавшейся от вспышек пламени из стволов, увидел Вересов, как перекатился по полу, уходя от пуль, какой-то человек.
В него палили очередями. Со всех сторон.
Двадцать восемь «ингремов» выплевывали смерть со скоростью двадцать патронов в секунду, а он прыжком встал на ноги, неуязвимый для пуль. Поднял безоружные руки и отчаянно крикнул:
– Нихт шиссен!
Смешной…
Только стрелять и правда перестали.
Ничего не понимая, Вересов смотрел на полуголого светловолосого парня в окружении вампиров. Невысокий и по-мальчишески худой, тот казался совершенно беззащитным. И безобидным. Непонятно только, как он умудрился уцелеть в ураганном огне. И откуда он взялся посреди подвала.
В дверь не заходил – это точно. Дверь вообще не открывалась.
– Нихт шиссен, – уже спокойно повторил парень и зябко переступил босыми ногами по бетонному полу, – гиббен зи мир дие ваффе.
Ближайший упырь протянул ему автомат.
Борис Леонидович подпрыгнул в кресле. Включил коммутатор на общую связь и приказал горе-бойцам открыть огонь. Только его не послушались. И Вересов до крови изгрыз костяшки пальцев, когда незваный гость, с полминуты поизучав автомат, сменил обойму и стал аккуратно, методично расстреливать вампиров. По одному. Расходуя на каждого по три патрона, с таким расчетом, чтобы в брызги разнесло голову.
Упырице, подоспевшей к завершению расправы, он приказал раздеться до пояса и снять ботинки. Убил только потом.
«Встретить Паука теперь некому, – с ужасающей отстраненностью подумал Вересов, – никого не осталось. Пятнадцать вампиров выведены из строя за две минуты. Недурно для не пойми кого, не пойми откуда, с голыми руками и босиком!»
«Не пойми кто» тем временем, не проявляя и намека на брезгливость, натянул на себя снятую с упырицы одежду. Понятно, почему он выбрал именно ее – все остальные больше его в полтора раза. Позаимствовав нож у ближайшего к нему мертвеца, парень вскрыл вампиру грудную клетку.
И Вересов сомлел, не столько от вида крови, сколько от сопутствующих процессу звуков.
Очнулся он от резкого оклика:
– Эй, дорт… Антворт!
Борис Леонидович решил, что теперь до конца его долгой жизни не сможет слышать немецкую речь. А ответить он не мог. Не собирался отвечать. Только рука сама включила коммутатор.
– Да? – просипел Борис Леонидович. – Я вас слушаю…
– Ком цу мир, – холодные черные глаза смотрели сразу со всех мониторов. – Ком цу мир! Ихь вил ессен.
– Да, – покорно кивнул Вересов, – я иду.
И пошел. Не так уж далеко было от офиса до подвала. На машине – минут пятнадцать езды.
Маришка думала о том, что Орнольф не меньше тысячи раз предупреждал ее об опасности золота. Конечно, он говорил не о простых украшениях, опасны были только слишком массивные золотые вещи, в ношении которых следовало соблюдать определенные правила. Довольно глупые. Так, нельзя было одновременно надевать золото на шею и оба запястья. Или на шею и щиколотки. На запястья и щиколотки тоже не рекомендовалось. А весь набор – ожерелье и четыре браслета – образовывал какой-то там «контур» и был смертельно опасен. Это Орнольф подчеркивал особо. Но Маришку смех разбирал, стоило только представить себя увешанной золотыми побрякушками в таком количестве.
Золото вбирает в себя магию, как губка воду. Поэтому бесполезно творить заклинания, когда на тебе слишком много золотых украшений. «Контур» же, чем бы он там ни был, отражает силу чар, и чародей может даже умереть от собственного заклятья. Но это ведь додуматься надо – нацепить столько драгоценностей! Еще сегодня утром Маришке в голову бы не пришло, что ее озолотят, не спрашивая согласия.
Она не потеряла сознание. Может, похитители на это и не рассчитывали, а может, сыграло роль запрещенное воздействие Макса. Он ведь буквально за пару минут до похищения дал Маришке достаточный заряд бодрости, чтобы хватило до вечера. На всю долгую прогулку по городу. Как бы там ни было, Маришка понимала все, что с ней делают, только вот сама сделать ничего не могла. И первое, что попробовала, оставшись без присмотра, это применить чары сэйерсе . Заклинание показалось ей достаточно безопасным, чтобы не бояться отдачи.
Но именно отдача была последним, что почувствовала Маришка, когда использовала заклятье. И – блинский блин! – это оказалось хуже, чем все, о чем предупреждал Орнольф.
Маришке показалось, что она умерла.
А увидев склонившегося над ней Олега, она решила, что умерла на самом деле.
Потом Маришка узнала, что на ее освобождение были подняты все бойцы ИПЭ; что Макс в одиночку умудрился задержать инициатора похищения, мага, с которым молодой эмпат не рискнул бы связываться даже ради спасения собственной жизни; что оба Нордана уже через минуту после того, как стало известно о похищении, были в заколдованном доме, а через полторы минуты, уже вчетвером, с Пауком и Касуром прибыли во Владивосток. Еще днем раньше Маришка, пожалуй, гордилась бы тем, какие люди и какие силы бросились спасать ее. Днем раньше – да, гордилась бы. Но все изменилось за каких-то пятнадцать минут.
Она не знала, что, быстро допросив захваченного Максом мага, Артур удержал Паука, рванувшегося к подвалу.