– Выбирай, – серебристые глаза смотрели прямо в лицо, и Кео видел в них знакомую по прежним векам темную печаль, – что мне отнять у тебя, охотник? Жизнь или талант?
«Жизнь!» – без раздумий выбрало сердце.
Анна на кухне строго прикрикнула на кошку. Кео знал, что через полминуты жена непременно бросит в кошачью миску кусок печенки. Она была никудышным воспитателем, его старушка, зато кошка и внуки, и соседские дети не чаяли в ней души. А ей оставалось жить так недолго.
– Отними мой талант, но забери и молодость тоже, – сказал Кео, – жизнь будет нужна мне еще полтора года, и я хочу прожить ее стариком. И еще, Паук, скажи, это ты убил всех других?
– Я, – прямо в душу скользнула тонкая нить паутины, – все другие выбирали смерть. Наверное, потому что они были моими учениками, а тебя учил Касур. Прощай, Кео. Отныне ты до конца своих дней смертный по имени Адельберт.
В этом году Вальпургиева ночь совпала с Пасхой . Случай не уникальный, но на памяти Маришки такое случилось впервые. По крайней мере за те несколько лет, что она интересовалась всяким таким… разным.
Определение «всякое такое» лучше всего характеризовало ее отношение к этому самому «разному». Язык не поворачивался называть это оккультизмом, каббалистикой , магией и прочими расхожими, понятными всем словами. Во-первых, потому что всем понятные слова вовсе не означает, что они действительно понятные. Во-вторых, потому что слишком уж громко звучит. А у Маришки хватало совести не зарываться, и не приписывать себе несуществующих достоинств. Да к тому же стоило только взглянуть на пестрящие в газетах рекламы оккультистов и черно-белых магов всех ранжиров, чтобы пропало всякое желание относить себя к этой братии.
Люди фигней страдают – их проблемы. А нам, спасибо, не надо.
И все же, все же, все же… Среди одноклассников и соседей за Маришкой закрепилась стойкая репутация, если не колдуньи, то уж во всяком случае, гадалки. Она легко и доверчиво относилась к таро , карты платили ей взаимностью, предсказания выходили удачными и приносили смешной, но приятный доход. Коробки конфет, деньги на пиво и новые безделушки, маленькие миленькие подарки вроде статуэток нэцке . Легкий, ни к чему не обязывающий заработок.
В какой-то момент, ближе к окончанию школы, Маришка поняла, что попала в зависимость от собственной репутации. И не обратила на это внимания, здраво рассудив, что с нее не убудет.
А начиналось все совсем не так весело.
Маришке было тринадцать, до дня рождения оставалось меньше месяца, перевалил через середину и наконец-то потеплел непредсказуемый уральский май, и на занятия в школу ходили уже только те, кому решительно некуда было податься вместо уроков. Отличное время – самое лучшее в году, лучше, наверное, даже, чем каникулы. На каникулах ты гуляешь, сколько хочешь и совершенно свободно, а в конце мая вольный ветер в голове поет с тревожными нотками боевой трубы: узнают родители о прогулах – крику будет.
Вот в один из таких теплых майских деньков Маришка с подругой Санечкой прогуливали уроки без изысков, незамысловато. Пренебрегли кафе, не пошли в кино, а просто устроились во дворе неподалеку от школы. Рюкзачки бросили на скамейку и качались себе на качелях, болтали ногами, трепались о ерунде и о парнях.
То есть, это Санечка – о парнях. А у Маришки с ними как-то не складывалось. Ухаживать за ней ухаживали, но как-то все не те, и не так, и вообще… фиг знает, чего бы хотелось, но не того, что имелось в ассортименте.
Тем не менее Санечку она слушала с интересом. У той мальчиков был вагон и маленькая тележка – все старшеклассники, а один вообще студент. Со своей машиной, квартирой и папой-юристом «что-то-там-газнефтепрома». Санечка обстоятельно пересказывала все события и разговоры вчерашнего вечера, проведенного в компании студента и вдруг, сбившись на полуслове, спросила:
– Ты чего?
«Что?» – хотела переспросить Маришка, но язык не послушался. Зеленые ветки деревьев черкнули по синему небу.
А потом стало темно.
Из комы она вышла только к середине лета. Врачи разводили руками, каждый из них придумывал свою причину для случившегося, ни одна из них не казалась Маришке хоть сколько-нибудь похожей на правду. В медицине она, конечно, ничего не смыслила, но чуяла безошибочно, что медики сами не верят в то, что говорят. А вообще, вот ведь удивительная штука человеческий характер, не прошло и недели после возвращения к жизни, как Маришка уже нашла в ситуации множество плюсов. Убедила родителей, что в другую школу ей переходить не надо. Позаботилась о том, чтобы всем, кто знал ее или хотя бы о ней слышал, стало известно о том, как она ни с того ни с сего отключилась на два месяца. И бурная ее фантазия заработала на полных оборотах.
А что еще делать-то, если не фантазировать, валяясь летом в больнице? Ну, книжки. Ну, поиграться с ноутбуком. Ну побродить в сети… Ах, все не то, все не так, все мелко и простенько!
К тому дню, когда к ней впустили Санечку, история была готова и почти до блеска отглажена. Оставалось опробовать ее на живом человеке и взглянуть на результат.
Каковой превзошел все ожидания.
Санечка, девчонка не глупая, прагматичная, порой до занудства рациональная, не подавившись, проглотила сказку о том, что в Маришку вселился дух. Ни больше, ни меньше. Дух девушки, их с Санечкой ровесницы, увлекавшейся магией и «всяким таким» – сатанистки, короче. Чтобы не путаться, Маришка сделала ее своей полной тезкой. Мариной Рустамовной Чавдаровой. Так получилось даже эффектнее. В общем, девушка эта игралась-игралась, и доигралась.