Нет. Настроение лучше не стало.
Итак, никаких убийств. Пока. Потому что, во-первых, все четверо Сенасов были людьми, а убивать людей – последнее дело… гр-р-р, сейчас, на рассвете, этот довод выглядит недостойным внимания. Нет, убивать нельзя потому, что пока не ясно, кто из этих четверых настоящий упырь. Слишком велик шанс как раз его и прикончить и остаться, таким образом, без информации. Умереть Сенас, конечно, не умрет, но дух его опять сбежит в другой мир, откуда гадину и когтями не выцарапать. Оставалось следить за четырьмя смертными и как можно быстрее разобраться, кто же из них только притворяется человеком.
Итак: Холмвуд, Моррис, Сьюард и Ван-Хелсинг – Жених, Пастух, Лекарь и Ученый. Кто из них? Возможно ли, что Сенас лишь опутал смертных паутиной, смешал их кровь со своей, а сам остался в стороне?
Невозможно. Иначе Паук увидел бы тянущуюся к упырю ниточку.
Малютка брауни подала ему кофе. Тут же на подносе лежала записка. Охотники, отправленные в Пэрфлит за образцами земли из ящиков в Карфаксе, не смогли проникнуть в дом, не привлекая к себе внимания. Один из больных находящейся по соседству психиатрической лечебницы поднимал тревогу немедленно, как только кто-то пытался приблизиться к дому.
Что ж, если Сенасом был Сьюард, он, надо сказать, неплохо устроился. Однако на кой ляд ему эта земля из Румынии?! И куда он дел настоящего Сьюарда? Ну-ну, Паук. Пей кофе и продолжай тупо глядеть прямо перед собой. Куда дел? Это сколько же ума надо, чтобы так вопросы ставить! Чей бы образ ни принял Сенас, судьба оригинала была ясна. И печальна.
Хм-м, человеколюбие возвращается, неужели прошел целый час?
Нужно самому идти в Пэрфлит. То есть, ехать, разумеется. До тех пор пока на Межу не выбраться, придется ездить как люди. Ладно, Эйни, не рассыплешься. Заодно посмотришь поближе на их железную дорогу – когда-то же надо начинать.
Как по заказу, едва прибыв в Пэрфлит, Альгирдас получил сообщение о том, что в лечебницу днем приехали Пастух и Жених. Там они встретились с подругой девицы Вестенр. Позже к ним присоединились Лекарь и некий Харкер, молодой человек, несколько месяцев назад укушенный упырем. Он, правда, не получил даже метки, которая дала бы кровососу власть над ним, но подобные приключения не проходят бесследно. И, конечно же, не случайно несостоявшаяся жертва упырей оказалась в одной компании с Женихом, Пастухом и Лекарем. Чуть позже к ним присоединился еще и Ученый, и таким образом все четверо оказались в сборе, и еще двое сверх того. Определенно, ситуация яснее не становилась.
Карфакс мог и подождать. Ящики с землей никуда не денутся, в отличие от упомянутых смертных, которые проявили кипучую деятельность как терьеры на охоте.
Единственные окна без решеток обнаружились на втором этаже лечебницы. Они ярко светились, и именно там чувствовал Альгирдас присутствие Сенасов.
Здание, погруженное во мрак, будило в его сердце чувство мутного недовольства, подозрительно похожего на страх. Слишком много было за этими стенами людей, чьи души и разум разительно отличались от разумов обычных смертных. Слишком много было в доме тех, кого походя, небрежно одарили своим вниманием фейри. Оставили след, исказили правильное течение жизни, спутали что-то очень важное – что-то, бывшее сложным красивым узором – в безобразный комок: сплошь колтуны и обрывки нитей.
Да, Паук не любил сумасшедших. Вообще не любил все противоестественное…
«Благие боги, да кто бы говорил!» – одернул он себя.
Было уже достаточно темно, чтобы летучая мышь не привлекала к себе внимания, и, выкинув из головы лишние мысли, Альгирдас взлетел к одному из освещенных окон. Нашел за что уцепиться. Сложил крылья и стал слушать.
Говорил Ученый. И до того интересно говорил!
Оказывается, у них были какие-то бумаги – дневники или что-то в этом роде, где, как понял Альгирдас, была изложена история всех… четверых? Шестерых? Как бы там ни было, с бумагами непременно следовало ознакомиться, и чем скорее, тем лучше.
А дальше началось нечто несусветное. И, подслушивая под окном, Альгирдас время от времени боролся с желанием ворваться в комнату и встряхнуть за шиворот первого попавшегося под руку Сенаса. Как следует встряхнуть, чтобы, когда встряска прочистит мозги, спросить: ты что, совсем рехнулся, упырь проклятый?!
Они там собирались охотиться на вампира. То есть, ладно, если бы только собирались. Они были убеждены, что уже охотятся на вампира. Леший его разберет, на которого именно, но, учитывая, что всех кровососов Великобритании, соблюдавших договор, уничтожил Сенас, а всех кто был нелоялен, уничтожали сами упыри, выходило так, что охотиться-то и не на кого.
Из того, что можно было хоть как-то понять, Альгирдас сделал вывод, что упырь, на которого охотятся эти шестеро смертных, довольно стар. По крайней мере его возможности, перечисляемые Ученым, соответствовали приблизительно трехвековому возрасту. Да и то, не каждый упырь, проживи он хоть пятьсот лет, научился бы оборачиваться в животных, управлять стихиями и приказывать людям и зверям. Для всего этого следовало умереть чародеем.
Что замыслил Сенас? Зачем ему это представление? Или он, распределив всего себя между четырьмя смертными, действительно потерял разум? … Ах-ха, двое новичков – муж и жена. То есть, они тоже связаны между собой, пусть и не узами крови.
– На нашей стороне власть единения, – торжественно говорил Ученый, – власть, которой лишена природа вампиров…
В словах его была настолько мрачная ирония, что Альгирдас, наверное, не принял бы ее даже в часы обостренного человеконенавистничества.