Охотник за смертью - Страница 41

Видел глазами, а не странным чутьем, отличавшим его от остальных.

– Что, – спросил как-то Орнольф, разжигая костер, – чары видишь?

– Мысли читаешь? – вяло поинтересовался Альгирдас.

Он успел уже привыкнуть к тому, что рыжий радуется каждому произнесенному им слову… иногда это неприятно напоминало Дигра. Но дело было, конечно, в другом.

– Да просто вспомнил, – Орнольф стряхнул с пальцев остатки темно-красных нитей, – ты когда-то о паутине рассказывал. Что можешь любого чародея поймать и досуха высосать. Вот я и подумал, досуха не надо, но почему тебе от меня сил не зачерпнуть?

– Ты что болтаешь? – Альгирдас даже встряхнулся от такого нелепого предложения. – Еще не хватало мне из тебя силу тянуть!

– Кровь же ты мою пьешь, – резонно заметил Орнольф.

Наверное, лицо Паука выдало его чувства. Дан ругнулся сквозь зубы и виновато пробормотал:

– Прости.

– Сам меня кормишь, сам же извиняешься, – Альгирдас пожал плечами. —

Не хочу я, рыжий, и не буду ни тебя, ни других братьев в паутину ловить. А кровь… мне самому от себя тошно. Но – потом. А сначала просто не могу удержаться.

– Как она на вкус? – Орнольф приладил над огнем котелок. – Я хочу сказать: для тебя?

– А жизнь на вкус как? – вопросом ответил Альгирдас. – Не знаю, Орнольф. Это как солнце, как меч в руках, как любовь. Но это чужое солнце… И жизнь чужая.

Орнольф озадаченно хмыкнул.

Они шли по хейлиг фэрд, священному пути братства, от святилища к святилищу, через владения разных богов. Гвинн Брэйрэ, чтобы добраться до любого места на земле, требовалось не так уж много времени.

Орнольф, спеша на помощь Альгирдасу, домчался с далекой Кайласы за несколько часов. Но и выложился при этом почти полностью. Не так, конечно, как сам Паук, исчерпавший не только себя, но и свою землю, однако достаточно, чтобы долго еще не повторять такого подвига. А в святилищах хейлиг фэрд братья помогали им переместиться насколько возможно близко к следующему капищу или храму, или просто «мирному месту». Ночь, много – две, пешего пути, и другой Гвинн Брэйрэ уже встречает гостей, готовый оказать любую помощь.

И все-таки, они не рассчитали. Орнольф не рассчитал, Альгирдасу-то было совершенно все равно. Последняя ночь июля застала их в дороге. И хотя дан предложил переждать ее, остаться в пещерке, давшей им приют на день, Паук отказался. Заметив резонно, что если бесчинствующие этой ночью духи пожелают поймать их, то прятаться бесполезно. И лучше уж не отсиживаться под землей, молясь о защите, а как можно скорее добраться до следующего святилища.

У него в кои-то веки получилось быть убедительным без применения паутины. Правда, не потому, что Орнольф согласился с таким отношением к опасности, а потому лишь, что Молот Данов прекрасно понимал: с ним или без него Хельг пойдет дальше. Тогда уж лучше вместе.

Ночка выдалась еще та: с ветром, дождем, синими, как болотные огни, зарницами далеко на горизонте. Ни единой молнии, способной успокоить встревоженного Орнольфа, ни единого знака, что его покровитель-громовержец рядом и готов помочь.

По плащу барабанила вода, стекала с капюшона, застилая обзор, идти приходилось, полагаясь, скорее, на осязание, чем на зрение. Это Хельгу разницы нет: что глазами смотреть, что так – как придется. Ему и дождь нипочем: вода струится с остриженных волос, льется за ворот прилипшей к коже рубашки, а Пауку хоть бы что. Он мертвый, ему не холодно…

Когда две мысли сцепились кончиками, норовя слиться в одну, некрасивую и нечестную, когда Орнольф, пока еще невнятно связал для себя равнодушие к нему громовержца и близкое присутствие упыря, он сначала обругал себя – так стало противно от собственных мыслей. А потом понял, что дело-то неладно. И, кажется, началось.

– Они с севера летят! – услышал он сквозь шум воды голос Хельга.

– Ходу, Эйни, ходу!

Орнольф хлопнул друга по спине, придавая ускорение, и сам перешел на бег. Под ногами захлюпала вдесятеро противнее, брызги грязи разлетались, мешаясь с дождем. Нужно было найти возвышенность, или светлый камень, или любое другое отмеченное богами место, чтобы пролить там несколько капель крови и позвать на помощь братьев.

– Рыжий! – Хельг остановился, мотнул головой, разбрасывая с волос холодные брызги, – Я их слышу. Это Большой выезд !

У Орнольфа застряли в горле все пришедшие на язык ругательства. Да и толку в ругани? От нечисти и духов Большого выезда не защит и чародейство.

А Хельг улыбался, и зубы его под бледными, голубоватыми губами были острыми и длинными, как у кобры. Упырь, он чувствовал приближение тех, кто был ему ближе и роднее кровного брата, в синих глазах, в черных зрачках бились, пульсируя, вспышки зарниц.

– Там Змей, Орнольф, – он рассмеялся, – это Большой выезд! Никто из живых не уцелеет после встречи с ним. Братьев звать нельзя, Змей убьет всех. Ты лучше уходи, рыжий, беги, пока есть время.

Он отвернулся и пошел на север, навстречу буре, стае призраков и духов, праздничному выезду высоких фейри, воплощениям ужаса и неминуемой смерти.

Ругаться было бессмысленно, и все же Орнольф выругался так, что обзавидовались бы самые грубые йотуны. Догнал Хельга и дальше они пошли уже вдвоем.

Недалеко ушли. Стая волков с огненными глазами вылетела навстречу, на холках зверей, вцепившись в густую шерсть за ушами, сидели нагие девушки. А следом за волками, с грохотом копыт, в завываниях ветра, в непрестанном блеске молний обрушились с черных небес на черную землю десятки всадников. Женщины и мужчины, и чудища в сияющих одеждах, прекрасные и уродливые, с когтями, клыками, покрытые шерстью и вовсе безволосые, соблазнительные и отталкивающие… Воистину, Эйни следовало быть среди них. Он был прекраснее самого красивого из духов, и страшнее самого страшного. И Орнольф уже набросил на него чары сках, чтобы прикрыть хотя бы от первого удара, когда стволы деревьев и кроны и, кажется, само небо засветились ярким серебряным огнем. А ликующие духи притихли, спешиваясь, преклоняя колени, образовали длинный коридор, по которому, глядя прямо на застывших Гвинн Брэйрэ, неспешно шествовало божество.