Охотник за смертью - Страница 24

Шестьсот лет спустя Син действовал куда решительнее. И жрец Гвинн Брэйрэ, выросший в Аравии, принес людям и братству немалую пользу. Жаль, что он тоже погиб. Начал стареть и умер как обычный смертный: не вынес человеческой веры в себя. Такая вера не для людей – она только для богов, человек же тает от нее, как лед от жаркого солнца.

А Пауку не грозит опасность обессилеть, даже если в него уверуют как в божество. У Паука есть его паутина, и он может брать столько сил, сколько потребуется, причем все равно у кого: у людей или у зверья, или у деревьев и скал, у земли или у неба. Паутина – тенета не только для плоти, но и для разума, а, возможно, и для духа. Паутина – это то, чего не понимает даже Син. Но не только Сину – всем Гвинн Брэйрэ, берущим на себя труд задуматься, уже ясно, что братство обрело невиданное доселе могущество. Вот только, что с этим делать? Син знает, о да! – и благодарение богам за то, что Паук с ним не согласен.

Пока.

Наставник Касур задумывался иногда, а не был ли жрецом братства человек по имени Сиддхартха Гаутама ? Какие-то же «наги» учили божественного принца в своем сокрытом от людей царстве? А Сину было больше полутора тысячелетий, так что мудрый хань вполне мог оказаться замешан и в эту давнюю историю.

И вот сейчас он недоволен Эйни, недоволен своим любимцем Пауком, и всеми силами старается удержать парня в Ниэв Эйд. Даже – неслыханное дело! – отпускает поохотиться вместе с Орнольфом. Нечасто, но и этого много для Сина, кажется, твердо решившего не выпускать драгоценного Паука из-под присмотра сразу четверых охранников. А у Эйни кровь молодая бурлит, ему охота – это так, забава, ему жить хочется по-настоящему, он влюблен, он злее, чем был, и еще более горяч на руку.

Паук танцует, и нет от него спасения ни нечисти, ни нежити. Звенят, натягиваясь, тонкие нити паутины, смерть танцует вместе с Эйни, и они, право же, отличная пара! Не требуй от него больше, Син! Дай время пожить, повоевать, посерьезнеть. Разве недостаточно того, что с Пауком, с его паутиной, братство за год добилось больше, чем за десятилетие?

– Не женись, – сказал Син, – не спеши с этим.

– А я и не спешу, – напомнил Альгирдас, – уже полгода не спешу. Сколько же можно? Ночь Росы через месяц.

– Ты спешишь, – спокойно возразил Син, – считаешь месяцы, когда следует набраться терпения на годы. Свяжи сейчас свою жизнь со смертной женщиной, и ты погубишь ее и себя.

– Почему?!

Син вздохнул и протянул ученику терракотовый чайничек:

– Налей себе чаю, Паук, и успокой свою горячую кровь вдумчивой беседой с наставником, пусть и бывшим.

– Ну, ладно, – Альгирдас потупился, – прости, если я был недостаточно почтителен. Ты – старший наставник, ты – глава Совета, ты – мудрец, и я тебя люблю и уважаю. Не только за это. Что за опасность грозит Эльне?

– Не Эльне, вам обоим. Относительно тебя, Паук, очень сложно делать предсказания. Твой покровитель благоволит к гадателям, но не тогда, когда дело касается его любимца. Все, что нам известно – это то, что он против твоей женитьбы.

– Он вообще против всех, кого я люблю…

– Мне казалось, вы примирились с ним.

– Мне тоже. Сколько лет я должен ждать, прежде чем «связать свою жизнь со смертной»? – слова наставника Паук повторил так язвительно, что во рту у Сина появился медный привкус.

– Пятнадцать лет, возможно чуть больше.

– Сколько?!

– Ты снова даешь волю чувствам, Паук.

– Извини меня, Син, – Альгирдас коротко поклонился учителю, – я снова даю волю чувствам. Я не могу так, как ты, сидеть на берегу жизни и бросать в нее камешки. Мы остановили болезни. Мы надолго отогнали нежить от людей. Мы сражались с Сенасом и победили его, хотя ты и не верил, что это возможно. Мы хорошо потрудились за эти полгода, наставник, и сейчас я не вижу необходимости в моем присутствии в Ниэв Эйд. Если только ты не собираешься поселить меня в бестиарии, чтобы воспитанники могли ежедневно лицезреть знаменитого Паука Гвинн Брэйрэ.

– Нет, – покачал головой наставник Син, – не собираюсь.

– Тогда я ухожу в тварный мир. Я женюсь на Эльне. И как-нибудь договорюсь со своим божественным покровителем. В конце концов я нужен ему больше, чем он мне. Когда я снова понадоблюсь тебе, только прикажи.

– Паук, – окликнул Син уже выходящего из покоев охотника, – разве ты не пригласишь меня на свадьбу?

– Нет. Слишком много чести было бы для моей невесты.

* * *

Эльне с раннего утра ушла в лес развешивать по ветвям венки для лесных дев. Она не боялась бродить в пуще одна, без подружек – отец с детства научил, как обходиться с разнообразной лесной живностью: с кем разговаривать, от кого защищаться заговором или оберегом. Печальные же русоволосые девы, опасные для многих неосторожных, у Эльне всегда вызывали жалость и сочувствие, и она, как могла, старалась порадовать их в те недолгие дни, когда тоскующих красавиц выпускали погулять в мир людей.

Надо сказать, что ни прошлой весной, ни в этом году никто в Приводье не пострадал от злых шуток лесных дев: никто не утонул, не пропал без вести, даже не испугался их громкого злого смеха. Притихли неспокойные души, словно наказал им кто-то вести себя хорошо и людям зла не делать. Так что Эльне поначалу даже не удивилась, заметив среди деревьев человека – если бояться некого, почему бы не забрести так далеко в лес кому-то, кроме нее самой?

Разглядев же, что перед ней чужак в незнакомых одеждах, да к тому же рыжий, как лис на солнышке, Эльне удивилась, по-прежнему, не испытывая страха. Зайда был одет не так, как зловредные соседи из-за реки. К тому же одинокий чужак в ее родном лесу, он, конечно, не мог быть опасен.